За десять дней до… или «Завтра была война»
События и публикации 9 августа 1991 года комментирует обозреватель Андрей Жданкин
Пробегаю глазами газетные строки тех лет, вчитываюсь в те августовские дни тридцатилетней давности, а в голове настойчиво: «О чем это они? Разве ж они не знают? Неужели, не в курсе, что осталось всего чуть больше недели?»
Помните знаменитый фильм Юрия Кары «Завтра была война»? Любовь, предательство, маленькие, но такие большие победы над рабом, которого надо выдавить из себя, и большие поражения в битве с мелким злом… Весь Шекспир с его страстями и интригами–в одной провинциальной школе, сжатый, спрессованный в несколько дней из жизни выпускного класса. Накануне начала самой ужасной войны в истории страны, да и, наверное, всего человечества.
17-летние мальчики и девочки еще не знают, даже не догадываются, что очень скоро время расставит все точки над «i», даст ответы на многие вопросы, переломает судьбы-жизни, перемелет в гигантских жерновах. Они уже движутся, и остановить их ход невозможно.
9 августа 1991-го. Десять дней до начала событий, которые поставят точку в 74-летней большевистской истории, резко сократят пространство уникальной страны, раскинувшейся от Тихого океана до Черного моря и от Памира до Северного полюса. Десять дней до путча, который придаст мощный импульс окончательному развалу СССР, до путча это был вялотекущий процесс, поставит точку в дебатах на тему «разбегаться или оставаться вместе, нужна КПСС или нет, кто главный в стране и о какой стране вообще речь»…
Номер «Известий» от 9 августа–абсолютно, как тогда было принято говорить, «беззубый». Ставшее традиционным в последние дни бурное обсуждение предполагаемого подписания Союзного договора ограничивается двумя небольшими заметками.
На первой полосе - о позиции Башкирии, точнее, председателя ее Верховного Совета Муртазы Рахимова. «Комментируя свое отношение к Союзному договору, Рахимов заявил, что республика не намерена выходить из состава России–республике нужен чисто экономический суверенитет», –пишут «Известия», далее приводя цитату из прямой речи: «Лично мне безразлично, с каким «отцом» жить, Борисом, Михаилом или Николаем. Самое главное, чтобы была экономическая самостоятельность. Если у нас будет нормальная экономика, все забудут, кто, кем и чем у нас руководит. Если кто-то продолжает толковать, что мы такими своими требованиями уходим от России, то я вижу в этом непонимание вопроса, либо, что хуже всего, стремление накалить обстановку».
Вот так, легко и непринужденно, «на голубом глазу»… При том, что всего несколькими месяцами ранее, в октябре 1990-го лично подписал Декларацию о государственном суверенитете Республики Башкортостан, а 19 августа 1991-го одним из первых поддержал ГКЧП, а еще через четыре дня, также в первых рядах, вышел из состава КПСС и поспешно заявил о поддержке Ельцина.
История показала: Муртаза Губайдулович встал в правильную позу или позицию–у власти в Башкирии он продержался после этого еще ровно 19 лет, пересидев одного президента СССР и двух президентов России.
На второй полосе «Известий»–информация из Кишинева. Президент Молдовы Мирча Снегур, выступая на встрече с председателями местных исполкомов и примаров (мэров), назвал провокационными утверждения и просачивающиеся в печать намеки на то, что он намерен подписать Союзный договор: «Этого не будет, несмотря на все усилия центра».
Еще на эту же тему–отчет о заседании Президиума Кабинета министров СССР под председательством президента Горбачева. Подводя итоги дискуссии, Михаил Сергеевич не смог обойти тему Союзного договора: «Перед нами два вопроса–политическая и финансовая стабильность. В политическом плане наши надежды на Союзный договор, четкое распределение компетенции между Союзом и республиками, формирование власти, способной выполнять свои функции более настойчиво и ответственно. На основе этого прекращается война законов, укрепляются порядок и дисциплина...».
Может показаться сейчас, и казалось тогда, что всякий читающий понимал, о чем речь. А ведь окончательный текст этого важнейшего, судьбоносного, документа, который предполагался к подписанию, опубликован так и не был. (Хотя, чтобы быть максимально корректным, следует сказать, что проект Союзного договора таки был опубликован 15 августа в «Правде». А подписание, напомню, было назначено на 20 августа. Пять дней для серьезного анализа документа подобного масштаба срок несерьезный.) Полутора месяцами ранее в печати появился вариант, в который затем неоднократно вносились изменения, в том числе и принципиальные. А вот окончательный вариант договора, который должен был лечь на подпись, в том числе, и Борису Ельцину, никто так и не видел. Тем не менее накануне, 8-го августа, в «Независимой газете» появилось обращение к президенту России, подписанное Юрием Афанасьевым, Львом Тимофеевым, Леонидом Баткиным, Вячеславом Ивановым, Юрием Буртиным, Владимиром Библером и Еленой Боннэр.
Вполне резонно авторы отмечали основное внутреннее противоречие предполагаемого Союзного договора: «попытка соединить несоединимое государственный суверенитет республик и по-прежнему унитарный характер Союза делает этот суверенитет чисто декларативным, а сам Союз заведомо нежизнеспособным образованием, обреченным на непрерывные и, может быть, кровавые конфликты».
Закономерным был и вытекающий из наличия этого противоречия вопрос: «Зачем нужны два Верховных Совета, источник «войны законов»? Зачем нужны–одно над другим, два правительства? И можно ли правовому государству жить по двум Конституциям сразу? Наконец, надо ли вообще создавать такой Союз, в который заведомо не хотят вступать шесть из бывших пятнадцати союзных республик, тогда как на других основах они все готовы к экономической интеграции и сотрудничеству?»
На основании перечисленного авторы обращения делали вывод, что «…не познакомив с окончательной редакцией договора население Российской Федерации и не представив ему убедительного ответа на все эти вопросы, президент РСФСР не может подписывать Союзный договор». «Более того, никто не вправе на десятилетия вперед решать судьбу народов, не получив их ясно выраженного согласия на это. Кардинальные условия, на которых Россия готова будет вступить в новый Союз, должны быть, по нашему убеждению, вынесены на всероссийский референдум», –писали авторы обращения.
Вскоре, 13 августа, Борис Ельцин со страниц той же «Независимой» ответит на эти вопросы. Точнее, как он сам выразился, на два самых важных вопроса–о дальнейшем суверенитете России после подписания Союзного договора и о легитимности самого факта подписания Ельциным договора.
По первому пункту президент России скажет буквально следующее: «…в их Обращении присутствует некий подтекст: мол, подписание нового Союзного договора ставит под сомнение суверенитет России. Хочу заявить: нет и еще раз нет! Напротив, до тех пор, пока договор не заключен, Россия будет оставаться заложницей центральных структур...»
По второй позиции Ельцин не менее категоричен: «Проект нового договора был опубликован, и каждый гражданин России мог с ним ознакомиться. Не думаю, что этот факт требует доказательств».
Сам ответ президента Ельцина, опубликованный в «НГ» 13 августа, озаглавлен столь же категорично -«Подписание нового Союзного договора не ставит под сомнение суверенитет республики». Точка. Собственно, после этого заголовка сам текст ответа читать не имело смысла. Характер и упертость Бориса Николаевича на тот момент были известны всем.
Пролистывая газеты тех дней, нельзя не обратить внимания и на интересный материал Ивана Жагеля в «Известиях» за 8 августа, озаглавленный «Собственность бесплатной не бывает». Первополосный, я бы даже сказал, главный материл номера–комментарий к публикуемому тут же на третьей полосе Закону СССР«Об основных началах разгосударствления и приватизации предприятий». Главный вопрос, который задает автор и на который ищет ответа: а нужен ли вообще общесоюзный закон о приватизации?
Вопрос далеко не праздный, ибо к тому времени (середина 1991-го) ряд советских республик поторопились обзавестись собственным актами о приватизации, и процесс разгосударствления шел там достаточно активно.
«Можно однозначно сказать, что закон, устанавливающий общие принципы разгосударствления собственности на всей территории Союза, нам нужен, –пишет автор.–Иначе и не может быть при единой денежно-кредитной системе, требующей создания единых принципов оценки стоимости предприятий, единых условий получения банковских ссуд для выкупа того или иного имущества. В конце концов общие правила нужны хотя бы для того, чтобы физические и юридические лица в одной республике могли свободного приобрести имущество на территории других республик. А попытки ограничить этот процесс рамками отдельных регионов весьма многочисленны».
Закон общесоюзный, мягко говоря, несколько запоздал. Его российский аналог — закон «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР» был принят месяцем раньше–3 июля 1991 года. Закон предусматривал пять способов приватизации государственной собственности: продажа предприятия по конкурсу, на аукционе, продажа долей (акций) в капитале предприятия, выкуп арендованного имущества, преобразование предприятия в акционерное общество.
Но и российские законодатели, принимая свой документ, тоже подзадержались. К тому времени растаскивание госимущества достигло апогея. И история этого процесса насчитывала уже не один год. Сначала «Закон об индивидуальной трудовой деятельности» (1986 г.), затем Закон «О кооперации в СССР» (1988 г.) и, наконец, Закон «О государственном предприятии (объединении)» создали все предпосылки для перекачки бюджетных денег на частные счета и бесплатного перевода государственных активов в частные руки.
Спустя годы Егор Гайдар в своей книге «Государство и эволюция» напишет (позволю себе процитировать весьма большой отрывок):
«Фактически с 1988 года большая, все растущая часть государственной экономики вполне могла считаться «лжегосударственной формой существования частного капитала». А еще через несколько лет эта форма стала доминирующей. Не сразу, шаг за шагом пришли примерно к такой ситуации где-то к 1990 году. Но каждый шаг приносил новые выгоды номенклатуре. Вехами были и закон о кооперации, и выборы директоров, и понижение их ответственности перед министерствами (параллельно общее снижение до нуля так называемой партийной дисциплины, на которой держалось все в государстве), и изменение правила, после которого предприятия получили возможность «накручивать» зарплату и исподтишка взвинчивать цены на свою продукцию, при том, что формально цены отпущены не были. Период «позднего Н.Рыжкова» и В.Павлова, с 1988 по 1991 год, с моей точки зрения, -- самый «золотой» период для элитных политико-экономических групп. Неслучайно основы большинства крупных состояний и фирм, которые доминируют у нас и сегодня, были заложены именно в те годы. Основные социальные группы, резко разбогатевшие тогда, хорошо известны: часть чиновников и директорского корпуса, руководители «избранных» кооперативов, по тем или иным причинам получившие изначально крупные государственные деньги, «комсомольский бизнес». Именно эти группы аккумулировали первые капиталы, с которыми они спешно создавали «независимые банки», компании по торговле недвижимостью, захватывая (точнее, формируя) самый выгодный рынок. Надо сказать, что эти «пионерские группы» были достаточно замкнутыми, могли сказать про себя: «Чужие здесь не ходят». Разумеется, в условиях бума обогащения сохранить герметичность нереально, как нереально и в полном порядке старой номенклатуре, не ломая строй, переместиться в первые ряды рыночной элиты и плотно оккупировать возникающий рынок. Но благодаря крепкому административному контролю за «раздачей» больших льгот (а значит, состояний) это в значительной мере удалось. По крайней мере существенного перемещения «больших денег» после 1991 года не было. Хозяйственная элита, возникшая к тому времени, оказалась достаточно стабильной. Параллельно возникали и новые группы политической элиты: смесь «перестроившейся» старой номенклатуры и тех, кто рискнул броситься в большую лотерею, открывшуюся с началом первых в истории России свободных выборов. Должен сказать, что вопреки распространенным в печати стонам и крикам размах номенклатурного разворовывания в 1990-1991 годах намного превосходил все, что мы имели на этой ниве в 1992-1994 годах… Система 1990-1991 годов с полной неопределенностью в правах на лжегосударственную собственность, с полной безответственностью (да тут еще и два параллельных центра власти - Кремль и Белый дом, а для «окраинных» республик - Кремль и местная власть) была как будто (или на самом деле?) специально создана, чтобы, не боясь ничего, не стесняясь ничем, обогащаться. Номенклатура вышла на «нейтральную полосу», «ничейную землю», где можно было делать все, и мечтала лишь оставаться там подольше».
Так что, Чубайс, вопреки устоявшемуся мнению, скорее всего, тут не причем.
Возвращаясь к событиям, отраженным газетами 9 августа 1991 года, нельзя не отметить еще одно небольшое сообщение, размещенное «Известиями» на первой полосе–«Протест журналистов». Речь об акции, которую планировал организовать Союз журналистов РСФСР: «С белыми квадратами на первой полосе выйдут 20 августа десятки и сотни многотиражных городских, районных, окружных, областных, краевых и республиканских газет России. Это будет акция протеста российских журналистов против экономической удавки. Из-за роста цен на бумагу, услуги связи более 34 тысяч журналистов и 78 тысяч редакционных сотрудников у порога безработицы, социальной немоты и нищеты. Завтра десятки миллионов российских читателей могут лишиться конституционного права на получение информации»…
20 августа, само собой, никто с белым квадратом не вышел–было не до того. Для полноты картины надо сказать, что ГКЧП приостановило выпуск подавляющего большинства газет.
А теперь–контрасты. Сегодня бумага–в десятки раз дороже, цены на почтовые услуги, услуги связи и распространения в стоимости печатного СМИ запредельно составляют не менее двух третей, но, тем не менее, в России только в печатных СМИ работают более полутора сотен тысяч журналистов. А газет, журналов и прочей периодики, как утверждает Росстат, издается в среднем 6 экземпляров на одного человека… А общий годовой тираж издаваемой продукции–около 8 миллиардов газет и около 1,7 миллиарда журналов. Да, пожелтела, к глубокому сожалению, пресса, опростилась.
Ниже санитарного уровня упала интеллектуальная планка, деградировали представления о том, что есть хорошо, и что есть плохо, великий и могучий обеднел донельзя. Тиражи, по сравнению с тогдашними, уменьшились, словно шагреневая кожа. Зато появилось много нового, что тоже гордо именует себя газетами и журналами. Кто-то назовет это макулатурой, а кто-то читает и получает удовольствие, складывает из таких кусочков свою картину мира.