Разжимающаяся пружина
События и публикации 6 июля 1991 года комментирует обозреватель Борис Минаев
Иногда папа брал меня с собой в кино. На фильмы, ему самому казавшиеся интересными. И хотя было мне, по моим воспоминаниям, лет 10–12, он все равно хотел, чтобы я тоже их посмотрел, без всякого обсуждения после фильма, без всяких наставлений–просто посмотрел и все.
Так я посмотрел вместе с отцом фильм «6 июля». Фильм по тем временам совершенно фантастический. И по материалу, и по тому, как режиссерски блестяще он был сделан. О левоэсеровском мятеже, об убийстве Мирбаха, об аресте Дзержинского и Лациса (своими же чекистами, да, было в 1918 году и такое), о безумной Спиридоновой, и о том, как героический Ленин сумел мятеж подавить. О том, что он не просто его подавил, а утопил в крови, в фильме, конечно, ничего не было сказано. И отец мне тогда об этом ничего не сказал, но ответил на закономерные вопросы, о том, например, зачем было убивать посла Германии, и арестовывать железного Феликса, и чего они всем этим хотели добиться.
Читая в «Независьке» девяносто первого года исторический материал (очень хороший и яркий), посвященный левоэсеровскому мятежу и установлению однопартийной системы, я все это сразу вспомнил. Однако дело, конечно, еще и в том, что в июле 91-го года вся эта история читалась уже совершенно по-другому. В подтексте исторических деталей уже лежал посыл о возможном перевороте. Я этот внутренний посыл чувствую в каждой фразе материала, вот не знаю, насколько я тут объективен, но попробуйте почувствовать его и вы:
«Пока левые эсеры совещались в фойе второго яруса (речь идет Большом театре–Б.М.) и одобряли действия своего ЦК, 187 красноармейцев (латышей) перекрыли все входы и выходы театра. Было 8 часов вечера. Театральная площадь постепенно заполнялась броневиками большевиков».
Просто мороз по коже. Через 73 года в страну возвращалась многопартийность, и открытость политических дискуссий. Возвращалась, причем, все в тех же декорациях, с теми же остросюжетными поворотами, и опасной близостью к крови: броневики на площади, заговоры, аресты политических руководителей. Ну почему так? Это законы истории? Политической психики? Законы «восстания масс»? Законы управления?
Но ведь 73 года прошло!..
Цитирую далее:
«Так, в Большом театре, кроме левых эсеров, остались горстка других депутатов и гости съезда. Все стали петь хором революционные песни, потом устроили митинг, на котором говорили об истории Интернационала, Бакунине, ссорились по вопросу о текущем моменте. К полуночи«театралы»угомонились и стали укладываться спать, группируясь по партийному признаку. Вскоре охрана разбудила фракцию ПЛСР и, пообещав накормить, повела в фойе верхнего яруса. Есть там не дали, зато вниз не выпустили никого».
Да. Смешно. Только потом их всех расстреляли (на что, кстати, от почвенников и патриотов, я знаю это точно, слышишь один неубиваемый аргумент–но ведь и они бы всех расстреляли, если бы победили!).
Какая-то историческая бездна выглядывает из этих строчек–съезд, фракции, революционные песни, броневики, попытка захвата телефона и телеграфа, потом всех арестовывают…
Но я сейчас, конечно, не о бездне (это категория не строгая, скорее даже чувство, чем категория), а той атмосфере, которая царит в июле 91-го года. Автор очерка «6 июля» Никита Ломанович, конечно, не знает о том, что ждет страну уже через несколько недель, 19 августа. О том, что все повторится и вернется. Но сама эпоха водит его рукой…
Принято считать, что окончательно Союз развалится в декабре, 8 числа, при подписании Беловежских соглашений. Что волюнтаризм трех политиков перечеркнул «народные чаяния». Правда, умные люди к этим стандартным фразам, мне кажется, всерьез не относятся. Хочется в это верить.
Ну так вот. Была бы моя воля–я бы выпускал хронику тех дней, составленную исключительно по газетам, том за томом. Конечно, это большая работа, но она того стоит. Вся драма, вся динамика, вся правда распада Союза отражена тут, в этих старых подшивках, до которых теперь могут добраться лишь заядлые любители истории. А надо бы–чтоб добирались все. И тогда Проханов с Кургиняном–может быть–перестанут молоть про национальное предательство.
«Появившись в переполненном зале пресс-центра ЦК КПСС–пишет в этот день, 6 июля 1991 года «Независимая газета»–президент Казахстана Нурсултан Назарбаев вновь обратился к своей идее о встрече руководителей всех республик без посредничества центра». Интересно, правда? Идея витала в воздухе. Цитирую дальше:
«Эта идея–заметил он…(Назарбаев–Б.М.) родилась у меня как реакция на происходящее в экономике. Между республиками, как и между народами, проблем нет. Если что-то не нравится в поведении центральных органов власти–неужели первые руководители республик не могут собраться?».
Повторяю, до Беловежской пущи еще полгода! И вовсе не Ельцин формулирует первым эту новую формулу: встреча глав республик без посредничества центра…
Интересно, как описывает в эти дни «Независимая газета» схему поведенческих реакций, поступки и намерения двух главных действующих лицу драмы–Горбачева и Ельцина. Газета цитирует важнейшее, ключевое для тех июльских недель постановление Верховного Совета РСФСР, принятое в изнуряющей дискуссии: «Признать возможным подписание Договора о Союзе суверенных государств с учетом внесенных Верховным Советом РСФСР изменений и дополнений…». Каковы же они? «Российский парламент, –пишет газета–настаивает на том, что «формирование союзного бюджета должно производиться из фиксированных взносов республик». Союз понимается как «сфера совместных интересов республик». Предприятия, находящиеся на территории республик, должны перейти под их юрисдикцию. И так далее.
Сегодня, через 30 лет, читая эти строки, и пытаясь представить себе, как бы это было на самом деле–не нахожу ничего страшного в этом подходе, в этом новом понимании государственных органов и их полномочий. Главное–документ был бы подписан, и страна вздохнула бы тогда с облегчением. Но, увы, Горбачев понял это только после путча.
Все это время он мучительно пытается привыкнуть к новой реальности.
Горбачев встретился в Киеве с президентом Украины Кравчуком и канцлером только что объединившейся Германии Гельмутом Колем. Корреспондент «Независимой газеты» пишет об этом так: «Киевляне с трудом могут вспомнить, когда президент СССР был у них в последний раз, зато они хорошо помнят, что будучи в Харькове, он назвал этот город русским. А здесь это–только свидетельство того, что Горбачев не понимает происходящего в республике».
Конечно, трудно себе представить, что все противоречия, все проблемы, возникающие в связи с новым договором (даже название страны еще толком не придумали, Союз Суверенных государств–это родилось только что, буквально в конце мая, начале июня)–можно было решить разом, одним махом, «протолкнуть» решение всех проблем волевым усилием двух лидеров. Но рамочный, символический документ–подписать можно было вполне. Но, видите, Горбачев и Ельцин не совпадают психологически. Горбачев лишь привыкает к тому, что Харьков украинский город, а лидеры республик вполне могут собраться и без него. Для него все происходящее–какой-то мучительный сон. Он хочет стряхнуть с себя наваждение. И уезжает в результате в долгожданный отпуск.
И все это происходит на фоне того, что все вокруг прекрасно понимают–есть ведь и другое решение проблемы, другой разворот ближайших событий, который тоже вполне возможен. В этом же номере «Независимой»–статья под типологическим заголовком «Тоска по твердой руке»: «В апреле съезд депутатского объединения «Союз» призвал ввести чрезвычайное положение в стране…». И далее: «Для нас в конце концов не столь важно, кем является Пиночет для чилийцев. Важнее разобраться, приемлемы ли его методы для разрешения наших проблем?».
Вот между этими двумя подходами–абсолютно жесткой, целенаправленной разработкой новой законодательной базы для новой страны, и попыткой вернуться назад через чрезвычайное положение, через военные методы управления–и заблудился Горбачев в эти месяцы. И это очень обидно. Шанс у него был.
Не будем, конечно, забывать и другое. Просто даже не имеем права забывать–с какой страшной силой разжавшейся исторической пружины, с какой глубинной исторической энергией, реакцией «распада ядра» столкнулся в этот момент Михаил Сергеевич Горбачев, человек, на плечи которого упала ответственность, без преувеличения, за судьбы всего мира. Именно на его плечи.
Вот прочитаем пару абзацев из самой, может быть, неяркой и неброской заметки этого газетного номера. «В конце июня завершился вывод советских войск из Чехословакии. Это событие совпало с дискуссиями в ЧСФР о ядерных боеголовках, размещенных там в соответствии с советско-чехословацкими договоренностями…». Дискуссии–вещь хорошая, но, как пишет газета, речь шла уже не совсем о дискуссиях, а об открытии чешской прокуратурой уголовных дел за якобы незаконное размещение ядерных боеприпасов и ракетных носителей на территории Чехии. «Если боеголовки были советской собственностью, их должны были вывезти в СССР. Вывезли или нет?»
Советская армия спешно покидает свои военные базы в Европе. Исчезает само понятие военного блока восточно-европейских стран. Армия, которая строилась и была рассчитана на контроль не просто над территорией СССР, а над территорией гораздо большей, охватывающей по сути половину планеты–в условиях инфляции, продовольственного кризиса, почти всеобщей нищеты–покидает эти территории. В 1989 году (и Горбачев сам написал об этом в своих дневниках) Генеральный секретарь ЦК КПСС объехал почти все страны Варшавского договора и сообщил всем своим коллегам, что не будет с помощью военной силы поддерживать их режимы. Наступил шок. Политический процесс смыл коммунистов, вывел народ на улицы. Сейчас, в июле 1991-го–уже последствия, результаты этого процесса. И они–абсолютно неизбежны.
Но мы очень плохо представляем себе, как трудно, мучительно менялась эта система. Недавно я натолкнулся на такие слова Альфреда Коха, одного из членов реформаторской команды Гайдара (она появится чуть позже июля этого 1991 года, примерно в сентябре): «В свое время Горбачев мне рассказывал, что когда в 1986 году цена на нефть рухнула, никто не верил, что эта история продлится почти 15 лет. Все думали: «Ну год. Ну два. Потом она опять пойдет вверх». И собственно, из-за этого он проводил ту лихорадочную политику: они каждый год начинали с ожидания, что цена вот-вот пойдет вверх. Отсюда эта очень амбициозная программа вооружений, которая была вплоть до 1989-го, отсюда амбициозная программа инвестиций, ускорение, строительство новых заводов, преимущественное развитие предприятий категории «Б», подъем зарплат, –потому что они все время ждали, что вот-вот нефтедоллары пойдут, и все будет нормально. И в результате, когда они этого не дождались, наступил крах. Страна развалилась».
В этом же удивительном номере «Независимой», который для меня–гораздо содержательней, мощней и глубже, чем масса политологических трудов, издающихся сегодня–я нашел еще одно свидетельство времени. Свидетельство очень точное.
О фарцовщиках возле гостиницы «Интурист».
«Как только в столичной гостинице поселяются иностранцы, у дверей заведения появляются мелкие торговцы, на жаргоне–«утюги». Симпатичные мальчики, одетые во все фирменное, они пахнут одеколоном «Дракар»… Самое забавное это то, как они меняются. –Я тебе бандан, джинсы, сто рублей, а ты мне рюкзак. –Ты что, дурак, так замутился, не стоит рюкзак этого. –Эй, я передумал. Или еще так: –Эй, давай чейжднемся. Я тебе сникерсы, а ты мне казаки».
Сникерсы, то есть шоколадки, или казаки, то есть приличная кожаная обувь, идет, как видите, примерно по одному курсу. Даже профессиональные менялы не понимают разницы в цене между джинсами и рюкзаком. В стране, где лет пятьдесят никто не носил и не видел иностранных вещей, теперь люди торгуют ими в открытую. Эти мальчики скоро ринутся в бизнес. Или уедут. Или, увы, погибнут в криминале. Неудержимое, страстное, могучее время разрушает жизнь, построенную на распределении. На казарменной пайке. На строго отмерянных для всех стандартах. Скоро ничего этого уже не будет.