Раскаты грома

События и публикации 21 июня 1991 года. Комментарий обозревателя Георгия Сатарова

Важно вспомнить, что в начале 1991 года, в январе, на IV Съезде народных депутатов СССР министр иностранных дел страны Эдуард Шеварднадзе публично объявил о своей отставке перед всей страной, наблюдавшей за ходом очередного съезда по телевизорам. Он объяснил свою отставку тем, что, по его мнению, в стране готовится заговор с целью свергнуть законную власть, развернуть ход истории вспять. Насколько я помню, событие было громкое, но заявление Эдуарда Амвросиевича никто не принял всерьез, и о нем (о заявлении) скоро подзабыли. Вспомнили позже, уже во время августовского путча.

А между тем, глядя назад и зная последующие события, нетрудно рассмотреть, что между отставкой Шеварднадзе и ГКЧП было немало событий, аккуратно укладывающихся в канву событий, закончившихся путчем и последующим развалом СССР. Одно из таких событий завершилось в пятницу в Верховном Совете СССР, о чем и сообщила заметка в «Известиях» от 21 июня под длинным обнадеживающим названием: «М.Горбачев: Разногласий между президентом и премьер-министром нет!».

Успокаивать читателей пришлось потому, что всю неделю в Верховном Совете СССР шло обсуждение одного доклада, сделанного в понедельник В. Павловым–премьер-министром. В его речи густыми красками живописалась тяжелейшая социально-экономическая ситуация в стране и делались намеки на то, что вина лежит на Горбачеве, поддержавшем идеи либерального реформирования экономики. Павлов объяснял, что готов к решительным действиям по наведению порядка, но у него не хватает полномочий и много времени уходит на согласование решений с президентом. Вслед за речью Павлова началась настоящая атака на Горбачева уже со стороны депутатов.

Эти прения шли практически всю неделю, это при том, что у премьера не хватало времени, да и у страны тоже, куда ни кинь. А в конце один из антигорбачевски настроенных депутатов предложил принять постановление, вводящее механизм передачи полномочий от президента к премьеру.

Моё мнение: эта была первая робкая попытка оттеснения Горбачева от власти. У меня, наблюдавшего за происходившим, было впечатление, что депутаты были раздираемы двумя чувствами. С одной стороны остро чувствовалась остервенелая ненависть по отношению к Горбачеву. С другой стороны–страх взять на себя ответственность за решительные действия. Отсюда–длительные многословные дебаты, столь же беспощадные к Горбачеву, сколь и бессмысленные по результату.

В финале слово попросил Горбачев. Тут выяснилось, что именно он, президент, попросил премьера сделать доклад и обсудить положение в стране. Тезис спорный. Ведь дебаты так ничем и не закончились. Зачем нужно было неделю тратить время и нервы? Горбачев обволакивал зал, успокаивал его и вводил в мирное русло. Он говорил, что нужно делать дело, а не вводить страну в истерику, что тронуло зал настолько, что он поддержал сей содержательный тезис аплодисментами. Потом президент и ненавидящие его депутаты долго и задушевно общались. Из зала шли вопросы, с трибуны–ответы, и каждый получал то, что хотел услышать. Эта была великая победа манипуляции воспитателя с непослушными детьми. Фактически, Горбачев за ручку отвел разыгравшихся депутатов от опасной пропасти, и он был понят благодарными за это народными избранниками.

А потом на трибуну вышел растроганный Павлов и заявил, что у него с Михаилом Сергеевичем нет разногласий, и что он полностью поддерживает выступление президента. Тогда, как мне помнится, у многих на глазах выступили слезы умиления. И еще премьер сказал, что ему невдомек, почему в прессе пишут, что он, Павлов, требовал у Верховного Совета чрезвычайных полномочий. Все хотели забыть истерическую неделю как страшный сон, и все расходились чрезвычайно довольные друг другом.

Это была мастерская победа Горбачева. Я, повторюсь, и по сию пору считаю, что это была первая попытка реальной атаки на Горбачева. Он победил, но, боюсь, победа сыграла с ним злую шутку, притупив бдительность, что и сказалось в августе. Ведь параллельно шел к финалу ново-огаревский процесс, удавалось договориться о новом Союзном договоре. Казалось, что все схвачено, а первые раскаты грома–это отголоски салюта.