ДВЕ ВЕРСИИ ОДНОЙ КАТАСТРОФЫ
Как уже сообщали средства массовой информации, 22 декабря, примерно в 21 час 30 минут на станции Ельниково Белгородского отделения Южной железной дороги произошла крупная железнодорожная катастрофа. Точное число погибших пока не установлено. Называются цифры от 9 до нескольких десятков человек.
Комиссии по чрезвычайным ситуациям, постоянно действующие при Курском и Белгородском облисполкомах, приступили к работе сразу же по поступлении сигнала о катастрофе. Из Курска и Белгорода, а также из ближайших райцентров Пристень и Прохоровна на станцию Ельниково двинулись десанты скорой медицинской помощи, пожарных, автобусы «Икарус». В числе первых на место катастрофы прибыли оперативно-следственные группы управлений внутренних дел и Комитета госбезопасности. На следующий день в Белгород прилетел Председатель Совмина РСФСР Иван Силаев, который включился в работу правительственной комиссии.
Транспортной прокуратурой по факту катастрофы возбуждено уголовное дело. Следствию, надеемся, удастся восстановить картину трагедии и назвать не только ее причины, но и виновников. А пока в ходу две версии случившегося на глухой станции между двумя крупнейшими железнодорожными магистралями страны — московской и южной.
Версия первая. Грузовой поезд с четырьмя цистернами сжиженного газа, находившимися в его в хвосте, остановился на станции Ельниково, пропуская вперед — на Курск скорый поезд номер 22 Кисловодск—Ленинград с более чем 500 пассажирами. В этот поздний час «скорый» должен был находиться не здесь, примерно в 70 километрах южнее Курска, а где-то под Тулой. Но шел он с почти 5-часовым опозданием…
Электровоз 22-го врезался в последнюю цистерну, каким-то образом вышедшую за габариты запасного пути и частично оказавшуюся на главном. От удара и взрыва локомотив отбросило метров на пятьдесят в сторону, на тот самый путь, по которому в эти секунды из Москвы на Харьков следовал пассажирский поезд номер 237. В нем было свыше 200 пассажиров.
При столкновении упала одна из опор железнодорожной линии электропередачи, провода под высоким напряжением обрушились на вагоны. Вырвавшийся на свободу из пробитой цистерны газ (на цистерне осталась заметная вмятина) огненным шквалом покатился по вагонам.
Версия вторая. На первый взгляд она мало чем отличается от первой. И все-таки разница есть, и, как считают специалисты-железнодорожники, существенная. В частности, полагают, что в последней из цистерн произошла утечка газа. При прохождении поездов достаточно было одной искры, чтобы накопившиеся пары воспламенились и прогремел взрыв последней цистерны. Остальное довершили взрывная волна и охватившее вагоны пламя.
О масштабах катастрофы можно судить по количеству раненых и обожженных: в Пристеньскую райбольницу поступило 39 человек, в Прохоровскую — 14. Одиннадцать из них в воскресенье в 15 часов я потом видел на курском вокзале. Их привезли из Пристени спецвагоном. Только двое могли передвигаться самостоятельно. Остальных, завернутых в простыни и одеяла с головы до ног, тут же погрузили на носилках в кареты скорой медпомощи и отправили в ожоговый центр и хирургическое отделение первой Курской областной больницы. Как мне сообщили утром 24 декабря, их жизнь вне опасности. Количество же погибших пока, к сожалению, не уточнено.
…Перелистываю страницы блокнота с записями бесед с теми, кто ехал из Кисловодска на север в скором поезде номер 22 и оказался лицом к лицу с огненным шквалом. Техник энергоучастка Курского отделения дороги Наталья Овсянникова, мать троих детей, — одна из них.
— Я ехала в первом вагоне и в первом куле. Со мной была чета ленинградцев — Валентина Николаевна и Анатолий Анатольевич Ильенковы. До Курска оставалось километров 70. Вдруг — удар. Свет погас. Потом за окнами полыхнуло пламя. По вагону пополз дым. Я пальто в руки — и к выходу. Соседи — за мной. Через разбитые окна стали выпрыгивать на снег другие пассажиры. В тамбуре заклинило одного мужчину, он был в огне… Кто-то взял огнетушитель и попытался сбить пламя с несчастного. Но пена не шла. Мужчина, можно сказать, погиб на наших глазах.
Затем нас, человек 250, погрузили в оставшиеся невредимыми вагоны и повезли на станцию Ржава. Пассажиров напоили горячим чаем с булочками, выдали нуждающимся белье, одежду. Но почему-то решили дальше везти не на Курск, а на Старый Оскол, потом в Белгород, в то время как путь на Курск и по прямой был свободен. Это было около 4 часов утра. Потом нам сказали: решение объявят минут через двадцать. Мы томились в небольшом вокзальном помещении до 7 утра. Даже две телеграммы утром отправили в адрес Съезда народных депутатов и одну — М. Горбачеву и Б. Ельцину.
Наконец, нас разделили на две группы: человек сто отправили на Курск, остальных — через Старый Оскол на Харьков и Белгород. Но почему так долго ждали в Ржаве?
На этот вопрос я попросил ответить заместителя председателя Курского облисполкома Николая Алымова, который в те часы находился в Ржаве.
— Сразу отправить всех пассажиров на Курск мы не могли: надо было их накормить, одеть, выдать деньги, обеспечить медицинское обслуживание по пути следования. На это нужно было время. И мы его даром не теряли. Кому не успели выдать денежную компенсацию на станции, раздавали деньги в вагонах. Естественно, в столь экстремальной ситуации все предусмотреть невозможно. Но мы старались действовать так, чтобы оказать максимальную помощь своим соседям-белгородцам.
Да, предусмотреть, где и когда что-то может рвануть, сойти с рельсов, конечно же, невозможно. Но не слишком ли часто вагоны на наших железных дорогах или «не вписываются» в габариты пути, или из цистерн вытекают взрывоопасные газы?..